Мой сайт

Новый мировой порядок строится кнутом и пряником, сетями, пропагандой и хаосом

О большой войне трудно говорить без эмоций. Но если мы будем говорить о ней горячась, то далеко не продвинемся. Когда на твою страну нападает враг, или когда твоя страна нападает на врага (это, в сущности, равнозначно), нет иного выбора, кроме как сражаться до последней капли крови. Надо ли при этом ненавидеть врага и видеть в нем лишь подлежащий уничтожению ад? Для большинства – надо. Иначе у большинства не хватит мотивации для того, чтобы убивать и умирать.

Есть, правда, особый тип людей (в Индии их называли кшатрии – воины) для которых убивать и умирать – их жизнь, их дыхание, их честь, их бытие. Гегель в «Феноменологии духа» называл это «принципом Господина». Господин смотрит смерти в лицо, глаза в глаза. И вступает с ней в поединок. С кем бы Господин ни сражался, он бьется со смертью. И он не может заниматься ничем иным, кроме как биться со смертью – убивать других и рисковать. Это и делает его Господином.

Но, по Гегелю, есть и другой тип – «тип Раба». Раб перед страхом смерти готов сделать все что угодно. Этой покорностью он выторговывает себе жизнь. Но это – жизнь Раба. Раб отворачивается от смерти, не видит ее, прячется от нее. И Господина Господином, и Раба Рабом делает смерть. Гераклит называл это враждой, «полемос», битвой. Господин в битве со смертью не обретает бессмертия – он обретает Раба. А Раб обретает безопасность, отказываясь биться со смертью, но только ценой того, что над ним теперь властвует Господин.

У людей, которые по определению поголовно не могут быть Господами, должна быть очень серьезная мотивация для того, чтобы воевать. Они должны быть потрясены до глубины души. Враг должен совершить что-то такое, что их поразит, перевернет, взорвет изнутри. И тогда они поднимаются на священную войну. И часто выигрывают ее.

А вот для элиты война – дело обычное. Для того, чтобы ввязаться в нее, не нужно даже особого повода. Поэтому Господин способен увидеть во враге свое собственное отражение. И даже симпатизировать тому, кого он собирается убить и от рук кого может в любой момент погибнуть. Это господское, элитарное, кшатрийское отношение к войне прекрасно понимал Ницше, чем шокировал миролюбивые массы, массы Рабов.

Я бы хотел сделать несколько замечаний о геополитике Второй мировой войны, не обращаясь к массам, не на языке масс, не ставя перед собой цели поддержать их пафос. Я понимаю этот пафос, принимаю его и ни в малейшей мере не хотел бы его остудить. Это – священный пафос. Людей, помнящих войну и просто думающих о войне, охватывает чувство сакрального, которое редко посещает их в иные минуты. Это чувство ценно само по себе, потому что смерть ценна сама по себе, и мысли о ней ценны. И все же я собираюсь говорить о другом. И совершенно холодно.

Три вероятных альянса

В войне очень многое решают стартовые условия. Это прекрасно понимали Сунь Цзы и Клаузевиц. Как, в каком положении война начинается, такими и будут ее результаты. Это положение (вместе с союзниками) геополитики вписывают в пространство. Следовательно, стартовые условия войны имеют четкое пространственное выражение. На этом строится собственно геополитический анализ войны – совершенно отдельный от идеологического, экономического или военно-технического анализа. Попробуем дать краткий обзор стартовых условий Второй мировой войны с геополитической точки зрения.

В конце 30-х годов в мире существовали три геополитических блока с ярко выраженными идеологическими особенностями. Симметрия между их пространственным местонахождением и их идеологическим устройством была настолько выразительна, что иногда складывается впечатление, что мы имеем дело с мифом и с географией волшебной сказки. Самые западные области мира, Западная Европа и США, представляли собой либерал-капиталистический полюс. На востоке располагался социалистический СССР. Между ними – страны Оси, где царила строго промежуточная идеология с элементами как капитализма, так и социализма (национал-социализм, фашизм). Три зоны (крайний Запад – Центральная Европа – СССР / Евразия) – три идеологии: капитализм – национал-социализм – социализм.

И хотя дело объективно шло к войне, определенная свобода в альянсах была у всех трех блоков. Т. е. теоретически можно было предположить три версии:

– Запад вместе со странами Оси против Востока / СССР (капитализм + национал-социализм против социализма);

– страны Оси вместе с Востоком / СССР против Запада (социализм + национал-социализм против капитализма);

– страны Оси против Запада и Востока (как оно и случилось), что толкало Восток и Запад, социализм и капитализм к совершенно противоестественному с идеологической точки зрения альянсу.

Почему противоестественному? Потому что у социализма было и идеологическое, и геополитическое сходство с национал-социализмом. Такое же относительное сходство было у национал-социализма с капитализмом. Но вот у социализма и капитализма ни идеологически, ни геополитически никаких мест соприкосновения не было. Конечно, все три геополитических актора осуждали остальных, но логика в этих идеологиях все же была довольно мощной и автономной.

Мы видим, как накануне Второй мировой прочерчиваются две наиболее логичные (с чисто теоретической точки зрения) системы альянсов: Мюнхенский сговор демонстрирует намечающийся альянс капиталистического Запада с национал-социалистической Германией против СССР, а пакт Риббентропа – Молотова – вполне симметрично (непонятно, почему все по его поводу так беснуются?) намечающийся альянс социалистического СССР с национал-социалистической Германией против капиталистического Запада. Обе эти возможности так или иначе оставались открытыми вплоть до начала войны.

Геополитик Хаусхофер: идеи, ученики, потомки

Крупнейший геополитик ХХ века Карл Хаусхофер чрезвычайно ясно понимал эти закономерности и выдвигал сразу два геополитических проекта для гитлеровской Германии, которые в какой-то мере соответствовали геополитической и даже идеологической логике. Либо континентальный блок (Берлин – Москва – Токио), к чему эмоционально склонялся сам Хаусхофер, либо альянс с Англией (а также с США и Францией) против СССР (для проработки этой возможности в Англию неудачно слетал ученик Хаусхофера Рудольф Гесс). Либо Мюнхенский сговор, либо пакт Риббентропа – Молотова, был убежден Хаусхофер.

Но не Гитлер. И фюрер принимает другое решение: война на два фронта – ни Запада, ни Востока. Круто? С идеологической точки зрения – чрезвычайно круто! Но абсолютно самоубийственно. Война в таком геополитическом контексте была проиграна Германией заведомо. И то, что Германии и странам Оси вообще удалось так много сделать, почти не укладывается в голове. Но на конечный результат любые военные успехи немцев повлиять не могли.

Поэтому сын Хаусхофера Альбрехт в 1944 году, когда не только Хаусхоферу, но и многим другим стало совершенно очевидно, что Гитлер стал «злым роком» для Германии (Эрнст Никиш), принимает личное участие в заговоре против него. Покушение срывается, Альбрехта Хаусхофера расстреливают в Моабитской тюрьме. Но на фоне гибнущих миллионов язык не поворачивается назвать это трагедией. Просто глухой щелчок затвора и гулко упавшее у стены тело. Техническая деталь.

Война и против Запада, и против Востока для Германии означала неминуемую гибель. Так и случилось. После 1945 года с политической карты исчезли и самостоятельная Центральная Европа, и национал-социализм. Мир поделили на две части – между Западом (капитализмом) и Востоком (социализмом). Победа. Надолго ли?

Холодная война: пересдача карт

Через год после взятия Берлина, в 1946 году, начинается другая война – холодная. Война как война. И снова география «волшебной сказки» – Запад против Востока, капитализм против социализма. Удивительная симметрия между географией и идеологией.

Смотрим на стартовые условия этой войны. Они-то и предопределят, кто в ней выиграет.

После 1945 года США окончательно перехватывают инициативу у Англии и становятся оплотом западного мира и центром мирового либерал-капитализма. И тут оказывается, что США идеально защищены стратегически морскими границами и находились в выгодных условиях в ходе Второй мировой, т. к., не считая эпизода с Перл-Харбором, неприятного, но не фатального, воевали на чужой территории. Это тоже тяжело, но всяко легче, чем на своей земле. Гражданское население – как огурчики, промышленность работает вовсю, экономика расцветает. Европа же и СССР – в руинах. Т. е. у США есть Америка как прекрасно и надежно защищенный остров-плацдарм, есть стратегически ключевая военная база в лице Западной Европы, полностью зависящей от нового центра Запада и капитализма в военно-стратегическом и экономическом смысле (план Маршалла) и мировой геополитический и идеологический враг в лице СССР / Востока.

А что у нас, победителей над немцами? От Германии нам досталась Пруссия (меньшая часть Германии). В освобожденных нами от фашизма странах нас в глубине души полюбить не успели (нас вообще любить непросто – а кого, с другой стороны, просто?). Граница нашего влияния является сухопутной и так или иначе примыкает непосредственно к нашей территории.

Американцы же надежно защищены и готовы в случае, если русские пойдут ва-банк, пожертвовать европейцами.

Что же получается? А то, что мы в такой ситуации рано или поздно проиграем холодную войну. И снова все решают стартовые условия.

Планы Сталина, которые не реализовались

Это отчетливо понимают Сталин и Берия. К концу 40-х у них начинают складываться два альтернативных проекта по изменению геополитического позиционирования. Первый вариант – наступательный: продвинуть границы социалистического лагеря к Атлантике. Во Франции и Италии сильны левые. Бросок – и русские выходят к Ла-Маншу. Утопия? Не скажите. Мы не раз маршировали по европейским столицам, могли бы прогуляться и еще разок.

Второй вариант – «финляндизация», т. е. «нейтрализация» Европы. Вывод оттуда советских войск, но… с условием вывода американских и роспуска НАТО. Европа должна быть строго нейтральной. (Этот план, якобы «шпионский», ставился в вину Берии, когда его ликвидировал Хрущев.) Какой из вариантов лучше? Оба хороши, потому что только они геополитически реалистичны. Не измени мы стартовые условия холодной войны, нам рано или поздно пришел бы конец. С геополитической точки зрения это – задачка для первого класса.

Конец пришел. Поздно, но пришел. Просто мы так всех перепугали, что нас долго не решались подорвать. Но, тем не менее, это свершилось. СССР рухнул. Холодная война была проиграна. Социализм пал, пал СССР, пал Восток.

Победа 1945 года осталась в далеком прошлом, ее геополитические результаты у нас отобрали. Вместе со страной, которая эту войну выиграла, вместе с идеологией, которая эту Победу вдохновляла.

Накануне войны

Что теперь? Войны кончились? Ну да… Надо совсем не знать человечество, чтобы допускать такие абсурдные гипотезы. Человечество и война – синонимы. Люди воевали и будут воевать всегда. Одни – добровольно, потому что любят это дело, другие – принудительно, т. к. ничего другого не остается. Признать это – реализм. Стараться избежать этого – глупый страх. Какая война нас ждет?

Во-первых, одна уже идет. Это – установление Западом глобального порядка. Холодную войну Запад выиграл, с формализованным, геополитически и идеологически структурированным конкурентом покончил. С нами, победителями во Второй мировой, покончил. Поставил править над нами своих надзирателей. Но у него еще остались некоторые проблемы. Теперь, правда, скорее полицейского, внутриполитического характера, коль скоро вся планета стала для Запада внутренней территорией. Место войн заняли карательные полицейские экспедиции на «своей» (как считают в Вашингтоне) земле. И карают того, кого считают нужным, – Саддама Хусейна, муллу Омара, бен Ладена или Муаммара Каддафи. На очереди – Башар аль-Асад, Махмуд Ахмадинежад, а затем, видимо, Чавес, Моралес, Умала, Лукашенко и (рано или поздно) Путин.

Но на пути этого атлантистского глобалистского катка нет-нет да встают преграды. Самая серьезная – Китай. Идеологически активная – исламский мир. Технически проблемная – российский ядерный арсенал и недружелюбное к колонизаторам российское общество. Экономически конкурентная – Европа. Задиристая и дерзкая – Латинская Америка, где один за другим приходят к власти враги США (Чавес, Моралес, теперь Умала в Перу). Американская империя воюет с «глобальными повстанцами» и спешно, руками коллаборационистов, ликвидирует опасные для них механизмы, инфраструктуры и арсеналы. Новый мировой порядок строится кнутом и пряником, сетями, пропагандой и хаосом.

Но… Взявший меч… Насилие вызывает насилие, берущий в плен сам рано или поздно оказывается в плену.

США воюют с миром, с человечеством, уверяя, что их власть «блага», а их гегемония «комфортна». Может быть, это и так, но это – рабство. Рабов, в конце концов, все устроит, даже если власть будет и не такой уж комфортной (их вообще никто никогда не спрашивает). Но вот Господ не устроит ничего, кроме взгляда в Ее глаза…

Значит, впереди – момент, когда мир (или те, кто остаются в нем Господами, кшатриями) по-настоящему включится в эту войну.

Каковы стартовые условия этой грядущей войны? Американская империя перерастянута. США пытаются контролировать такие объемы пространства, которые не удавалось контролировать никому. В этом – их уязвимость.

Победы и поражения сменяют друг друга. Победа – радость и восторг. Поражение – горечь и темная мука. Но это – судьба человека: радоваться и мучиться, любить и убивать. И все это – перед лицом неотвратимой лучезарной смерти. Воин хочет только одного: чтобы она была славной.