Мой сайт

В конце концов, в чем проявляется геном развития современной, христианской цивилизации? Данное мировоззрение освободило человека от пут традиционной культуры, где отсутствовала личность и торжествовала функция. Так появляется личность, которая подобна своему Творцу, т.е. свободно (а не под гнетом рока) творит судьбу и собственный мир.

В определенном смысле, секулярный мир, секулярное общество – это есть внеконфессиональная форма христианства. Ни в одной другой цивилизации вы не увидите такого феномена, такого парадокса, т.е. секулярный мир, мир атеистический, как мы упрощенно его называем, есть порождение христианства.

Тут ощущается определенная парадоксальность ситуации. Наряду с процессом индивидуации, когда человек, обретая историческое совершеннолетие, все чаще осознает и проявляет себя как свободная личность, в мире протекает параллельный процесс становления массового общества.

Революция сознания, породившая христианскую цивилизацию, основывается на чуде Боговоплощения, т.е. на претензии человека обладать божественными энергиями, и на осознании догмата троичности – внутреннего содержания, структурности, гармоники этой энергии. Произошла трансценденция линейно-логического мышления, свойственного Античности и натурфилософского взгляда на мир, когда предельной формой совершенства считался космос, а высшим проявлением истины – непротиворечивость и логичность постулатов (позиция Аристотеля). Логика и благо перестали быть критерием устроения мира (космоса), а он сам перестал являться идеалом для человеческого существа. Это была колоссальная мировоззренческая революция.

Эти транснациональные пространства оказываются доминантными по отношению к прежним схемам и формам социальной композиции, в том числе таким, как национальное государство, генерируя собственные формулы организованности: те же упомянутые выше астроидные группы, амбициозные корпорации, НПО, соединяющие осколки элит прежних организмов в молекулы новых деятельных субъектов социального текста.

И вся эта турбулентная среда рано или поздно значимо разрешится от бремени родовых мук

Следующая крупная геоэкономическая зона - Запад. Здесь создано особое богатство: развитая социальная, административная и промышленная инфраструктура, обеспечивающая создание сложных, наукоемких, оригинальных изделий и образцов (своего рода "высокотехнологичного Версаче"), значительная часть которых затем тиражируется в других регионах планеты.

Наконец, новой геостратегической реальностью стал находящийся в переходном, хаотизированном состоянии постсоветский мир, некогда могучий полюс власти - прежний Восток. Это, безусловно, своеобразная мир-экономика, во многом непознанная земля. Ее организм пребывает сейчас в мучительных схватках. Не исключено, он готовится предъявить миру неведомый доселе "российский проект".

Что составляет подлинный геоэкономический нерв страны, определяющий и ее специфику, и естественные преимущества? Красная нить непростого маршрута России - творческий гений, перманентная нестандартность, столь упорно прорывающаяся на протяжении всей ее бурной истории. Возможно, именно здесь, в этой творческой купели, таится глубинная особенность не только национального характера, но и национальной экономики.

Однако последняя инновационная волна ХХ века производит странное впечатление. Несмотря на видимый расцвет информационных и финансово-экономических технологий, инновационный импульс к концу столетия не возрастает.  Он, скорее, затухает: фундаментальные открытия сменяются и размываются эффектной, но поверхностной рационализацией. Реальный же инновационный процесс к 80-м годам практически остановился, его нет. Научно-техническая революция к концу XX века оказалась мифом. 

В мире, таким образом, сформировались предпосылки для социального заказа на прорывную, фундаментальную инноватику. XXI веку нужна своя "большая волна", собственное поколение радикальных изобретений. Нужно творчество, нужны открытия, создающие для экономики  новые предметные поля деятельности, нужны люди, которые эти открытия совершают

В подобной исторической ситуации у России появляется интересная перспектива, историческое пространство для реализации масштабного национального инновационного проекта: у мира есть объективный запрос на то, что, в сущности, составляет ее специфику.

Вот публичная цитата из еще свежего в памяти рескрипта: «Нельзя допустить в политику силы, со­мневающиеся в том, полезна или не полезна революция». С подчеркнутым отрицательным знаком про­износилась эта сентенция, ведь теперь даже школьник знает, что «лимит на революции исчерпан» и на­ступило — по крайней мере, продекларировано наступление времен стабильности, покоя и благода­ти. В общем, «мир и безопасность» (причем, эту максиму мы где­то слышали). Или, в другом месте лекции и другими словами, но зато — прямым текстом «для тех, кто не понял»: «те силы, которые счи­тают, что революция полезна, не должны быть допущены в политику».

В (пост)современном мире не так уж редки ситуации, когда в организацию, причем с пиететом, при­глашают человека, обладающего всего лишь даром, порой кроме этого дара не имеющего и копейки за душой. Но если дар уникален — а им может быть не проросшее или только прорастающее бобовое зернышко, дающее шанс достичь вожделенных небес, — то будущность личности, да и компании, да и всего мира оказывается связанной с экзистенциальным выбором носителя дара.

Личность, обладающая творческой потенцией, резервами духа, владеет в современном мире от­нюдь не медным грошиком. А, кроме того, head­hunters ищут ведь не просто людей творческих, коих вроде бы пруд пруди (если бы так, ищут, конечно, причем с высокой степенью конкурентной борь­бы), но, скорее, поводырей в будущее.

И все же основной инновационный ресурс — это не технологии, не информатика, а креатив­ность, открывающая новые поля деятельности. Даже управленческое умение — устаревающий, ибо комплементарный по отношению к творческому дару ресурс (правда, здесь также обнаруживаются новые поля деятельности, связанные, к примеру, с  действиями в условиях неопределенности, кри­тичности (сложности) или с управлением рисками и хаосом). В мире, переживающем столь титани­ческий сдвиг, назревает конфликт между профессионализмом и компетенцией, между образованием и пониманием, порождая массу проблем. Будучи хорошим профессионалом, вы можете оказаться со­вершенно некомпетентным в (пост)современном мире.

Под хаосом мы обычно (житейски) понимаем любой предельный беспорядок. … но именно из «хаотизации организации» рождаются новые конструкции, «новый порядок». В обсуждаемой статье много говорится о нерав­новесности (в том числе финансовой неравновесности) как признаке конца, но дело в том, что не­равновесность и устойчивость — понятия, которые не противоречат друг другу. Неравновесные конструкции могут быть устойчивыми. И если уж на то пошло, то в нашем случае речь как раз идет о том, что в мире возникает подобная глобальная неравновесная, но устойчивая (диссипативная) социоконструкция.

Это тоже хаос, имеющий, однако, не только внутреннюю структурность, но и собственную субъектность, организующий действия прежних малоподвижных организмов руководствуясь не­линейной логикой в транзитной, чуть ли не фазовой среде, где каждая минута, каждая личность — это шанс.

Собственно новые организованности в каком-­то смысле и возникают в предчувствии системного распада. Иначе говоря, сверхгибкие организованности лучше всего приспособлены именно к ситуации вселенского кризиса, где прежняя логика действия, повсеместно признанные коды практики оказываются работать и становятся мало применимыми.

Цивилизация наша имеет определенные мировоззренческие корни, сакральные тексты, на ко­торых зиждутся, в конечном счете, ее претензии на существование в настоящем и право на буду­щее. … остается вопрос: на­берется ли в стране это минимальное число людей, которые могут оправдать бытие России в каче­стве суверенной, оригинальной державы, чье присутствие на планете обогащает других представи­телей рода человеческого?

Дополнительный парадокс заключался в том, что, пожалуй, основным потреби­телем человеческих талантов со временем стала индустрия деструкции… Так, не найдя и не реализовав соответствующую новым

Иначе говоря, движущей силой (пост)исторического процесса выступает социально активный человек, динамичный антропологический организм , занявший заметно иную общественную позицию, но не ставший из-за этого маргиналом-одиночкой, а нашедший в своем отрицании прежней формулы бытия критическое число соратников/союзников, которые также отвергают Старый мир в различных его ипостасях. Подобный персонаж пристально вглядывается в смутно различимые для конвенционального взора политические и социальные конструкты, прикидывая, как их можно использовать в качестве трамплина для деятельной колонизации будущего. Необходимо присоединиться к той или иной общественной организации… или создать таковую — с ее собственными законами, контробщество.

 …, антагонист существующей формулы власти — пассионарная, слабо связанная в организационном отношении констелляция людей/организованностей, нередко асоциальная по отношению к сложившимся формам общественных связей или, по крайней мере, резко критически к ним настроенная. Либо иным образом отделившая себя от прежней среды и объединенная дерзновенным прочтением территорий будущего. Это и есть тот самый агент перемен, «малая динамичная общность», «закваска», с пользой для себя впитавшая достижения проектной культуры ХХ века и совершающая ныне на планете масштабную социальную революцию, переиначивая, переворачивая форматы повседневности, равно как и смысловые пространства уходящего мира. Энергичные организмы, вдохновляясь открывающимися перспективами, ощущают себя — независимо от форм включенности в прежнюю систему — элитой Нового мира; они способны безжалостно распорядиться своей и чужой свободой, действуя как с нижнего, так и с верхнего «этажа» социальной иерархии. При этом подобные индивиды и амбициозные группы различных толков ведут диалог, как правило, «через головы» других людей, воспринимаемых ими как безликий хор статистов. Время, необходимое для подготовки и реализации провокативных идей между тем сжимается, а возможности и пространство их воплощения — многократно расширились.

Иначе говоря, движущей силой (пост)исторического процесса выступает социально активный человек, динамичный антропологический организм , занявший заметно иную общественную позицию, но не ставший из-за этого маргиналом-одиночкой, а нашедший в своем отрицании прежней формулы бытия критическое число соратников/союзников, которые также отвергают Старый мир в различных его ипостасях. Подобный персонаж пристально вглядывается в смутно различимые для конвенционального взора политические и социальные конструкты, прикидывая, как их можно использовать в качестве трамплина для деятельной колонизации будущего. Необходимо присоединиться к той или иной общественной организации… или создать таковую — с ее собственными законами, контробщество.

 …, антагонист существующей формулы власти — пассионарная, слабо связанная в организационном отношении констелляция людей/организованностей, нередко асоциальная по отношению к сложившимся формам общественных связей или, по крайней мере, резко критически к ним настроенная. Либо иным образом отделившая себя от прежней среды и объединенная дерзновенным прочтением территорий будущего. Это и есть тот самый агент перемен, «малая динамичная общность», «закваска», с пользой для себя впитавшая достижения проектной культуры ХХ века и совершающая ныне на планете масштабную социальную революцию, переиначивая, переворачивая форматы повседневности, равно как и смысловые пространства уходящего мира. Энергичные организмы, вдохновляясь открывающимися перспективами, ощущают себя — независимо от форм включенности в прежнюю систему — элитой Нового мира; они способны безжалостно распорядиться своей и чужой свободой, действуя как с нижнего, так и с верхнего «этажа» социальной иерархии. При этом подобные индивиды и амбициозные группы различных толков ведут диалог, как правило, «через головы» других людей, воспринимаемых ими как безликий хор статистов. Время, необходимое для подготовки и реализации провокативных идей между тем сжимается, а возможности и пространство их воплощения — многократно расширились.

Параллельно с развитием «интеллектуальных фабрик» все явственнее деградирует принцип публичности знания. Наука стремительно движется к «новому эзотеризму», анонимности, а порой к прямому сокрытию отдельных достижений и даже целых направлений исследований. Более того, искусственно создается своеобразный «виртуальный» двойник действительности. Путем заведомой деформации образа реальности, гипертрофии одних составляющих и подавления других создается система устойчивых мифов. Подобные тенденции вполне ощутимы в сфере социальных наук. Тем, кто жил при советской власти, понять это нетрудно.

…  в рамках специальной исследовательской программы изучением вопроса о соотношении прогнозирования и планирования. Деятельность эта в конечном счете привела к формированию нового вида прогнозирования нормативного, базовый алгоритм которого разворачивается не от настоящего к будущему, а от будущего к настоящему. В виде рабочего алгоритма здесь присутствует идея, выраженная в девизе «We Build History» — «Мы строим историю». Иными словами, сначала определяется желаемый облик будущего, а затем за счет эффективного контроля и управления настоящим осуществляется гибкое, динамичное и целенаправленное изменение реальности.

В российской ментальности есть черта, которая в ряде случаев проявляет себя как «промоутер инноватики». У нас отсутствует устойчиво формализованный взгляд на положение вещей. Мы лучше видим переменчивость пространств и структур, их несоответствие формальным лекалам, а следовательно, улавливаем невидимые, «не имеющие имени» возможности, то есть инновации. Это позволяет размышлять о российском проекте не просто как о проекте создания инновационной экономики, а скорее как о формуле построения национальной инновационной культуры.

Сможет ли Россия наполнить свой опустевший Камелот нужным числом рыцарей, мыслителей и практиков, не лишенных чувства долга и чести, обладающих «длинной волей?» А главное — способных заглянуть за привычный горизонт событий? Проявится ли в российском царстве такая потребность?

Право на достойное будущее страны обеспечивается не только конкурентоспособностью экономики или боеспособностью армии. Эти качества — производное от интеллектуального мастерства правящего класса, ибо продукция, создаваемая правителями, имеет постиндустриальное свойство: она есть нематериальный, интеллектуальный, управленческий фермент— ген, «публичное благо», вокруг которого выстраивается общественный организм. 

Качество элиты есть статус нации и образ государства. 

… поскольку социальные дис­циплины — это все-таки во многом искусство рассуждения. Дискурс,

Попробуем воспроизвести, хотя бы списочно, качества подобного самоощущения и самостояния: запредельность, экстремальность, безымянность, неформальность (небрежение формой), неряшливость, неприхотливость, инакость, мечтательность, утопизм, юродство, буйность, разгильдяйство, подвижничество, продвижение, освоение, мобилизация, эсхатологичность… И даже “перестройка” в каком-то неявном виде присутствуют в данном ряду, в том числе в залоге катастрофичности, – и все вместе взятое входит в некую русскую социологию развития.

Есть между тем у русской психеи даже более глубокий пласт (но данное свойство отметим лишь на полях, не углубляясь в его жгучее содержание) – безудержная устремленность к идеалу. Тяга совершенно особого рода: перфекционизм, заставляющий разрушать и отчасти презирать земное устроение как несовершенные копии недостижимого перфекта. Это – совершенно особое свойство русской психеи и особенное прочтение творчества: как искусства сокрушения несовершенств.

Россия, таким образом, – архипелаг разнообразных форм заселения безбрежного сухопутного океана Северной Евразии.

Происходит переоценка роли и значения умного, творческого человека.

В наши дни нередки ситуации, когда в организацию с пиететом привлекают неформатных людей, обладающих важной компетенцией, умением или даром. Если дар уникален – будущность организации увязывается, порой срастается с его обладателем. Или формируется в энергиях взрывной волны, инициированной пассионарной личностью, становясь деятельной оболочкой данного manterpriser’а. Котировки акций такого предприятия могут напрямую зависеть от его интеллектуального, творческого или физического состояния.

Headhunters ищут сегодня не только людей образованных, квалифицированных, творческих, энергичных, но также носителей редкостных талантов – поводырей в будущее для обнаружения ниш и пространств, скрытых от зрения. Слепые Гомеры их ощущают и опознают; происходит это нередко уже за пределами экономического мира.

Во что же обратится мир, когда перемены достигнут апогея – «империи рухнут, и армии разбегутся»? Станет ли Novus Ordo благом, мирным соседством льва и лани, согласно провидению Исайи? Или нынешний транзит окажется прологом другого, Иоаннова, апокалипсиса – неопределенного по времени эона, извлекающего из лабиринтов бытия и глубже – «тьмы над бездною», сумеречные сюжеты? Что окажется в итоге доминантой процесса: подвижный, сложный мир высокотехнологичного, постиндустриального космоса или неоархаичный конгломерат выходящего на поверхность андеграунда? Станет ли это концом цивилизации или еще одним, очередным, зигзагом истории?

Конструктор будущего (он же нередко антагонист актуальной власти) – пассионарная, суверенная личность/группа личностей, порою асоциальная по отношению к сложившейся форме общественных связей или по крайней мере критически настроенная, либо отмеченная дерзким прочтением «дорожной карты» перемен. Эта «малая динамичная общность», молекулярное сообщество – закваска, с пользой для себя впитавшая достижения индустриальной культуры, – совершает культурную и социальную революцию, подрывая бастионы повседневности и обрушая смысловые опоры уходящего мира: «Можно ли выйти из ада? Иногда да, но никогда в одиночку… Необходимо присоединиться к той или иной общественной организации… или создать таковую – с ее собственными законами, то есть контробщество» (Braudel 1979). Критический вопрос – о векторе транзита.

Модель исследовательской корпорации состоит из четырех элементов:

1)     суммы интеллектов – источника базовой компетенции организации, ее «золотого ключика»,  т.е. сотрудников,  сведенных в персонализированные исследовательские молекулы – ноогены;

2)     стратегического сценирования, определяющего миссию и цель деятельности в рамках профессионального поля – научный совет;

3) управления стратегией – ответственности за формулу динамичной оргструктуры, оптимальное распределение активов, интеграцию усилий, использование средств, этапы реализации планов, их результативность – директорат;

4) комплексной логистики – управления внешними/внутренними ресурсами обеспечения, повышения жизнеспособности и авторитета организации: фонды, HR, PR, материальные кондиции, партнеры, социальный, символический капитал и т. п.

При определенных обстоятельствах небольшие по факту события могут приводить к радикальным изменениям либо разрушению. Простой пример – аморфная куча песка, которая рассыпается после принятия очередной, но фатальный песчинки. При иных обстоятельствах (при наличии в качестве объекта сложной системы) – внешнее влияние способно стимулировать быструю реструктуризацию и установление нового, более сложного порядка. Самоорганизующиеся комплексы естественным образом эволюционируют до критической, «роковой» стадии, на которой определяется их судьба, когда незначительное воздействие способно вызвать цепную реакцию, затрагивающую многие элементы и саму будущность системы. Реконфигурация, как и обвал, происходит стремительно. Технологии, нацеленные на управление социальной мобильностью, претендуют на сознательное достижение подобных эффектов, их форсирование, использование критических состояний, а в перспективе – продуцирование из возникающих турбулентностей желаемых форм организации. С приближением к моменту истины – фазовому переходу – перед системой, словно витязем на распутье, возникают четыре альтернативы: откат от бифуркации с удержанием прежнего состояния, инволюция (архаизация), деструкция, обретение более сложного порядка. На пути к трем горизонтам система переживает хаотизацию организации, во время которой она максимально уязвима: полноценная трансформация – рождение нового порядка – невозможна без нарастания нестабильности. Проблема – в малой предсказуемости событий и высоком уровне риска, но «кто хочет стать тем, кем он стремится стать, должен перестать быть тем, кто он есть» (М.Экхарт).

5. Люди – переменные, способные к не слишком предсказуемой, спонтанной активности и вместе с тем к продуманному долгосрочному замыслу. Критическое состояние общества, близкое к хаосу, – предвкушение переворота. Акции в подобной среде носят венчурный, если не прямо авантюрный характер. Искусство организации ситуаций и управления стохастическими массивами заключается в способности реализовать следующие действия:

1) подвести систему к неравновесному состоянию;

2) в нужное время и в соответствующем месте вбросить фактор, приводящий старый порядок к обвалу (хаотизация организации);

3) создать аттрактор, структурирующий систему в желательном для оператора направлении.